Период развития Просвещения может быть условно ограничен двумя
датами: годом
смерти Людовика XIV (1715) , положившим конец эпохе
“блистательного”
абсолютизма, и годом штурма Бастилии (1789) .
Кульминацией просветительского философского течения был
примерно 1751 год, в
котором вышел в свет первый том знаменитой
“Энциклопедии” , не оставившей
равнодушными ни врагов, ни друзей.
Французские философы середины ХVIII в. выработали классическую
форму
просветительской идеологии, послужившей образцом и примером для
родственных им
по духу мыслителей во многих странах – Северной Америке,
России, Польше,
Германии, – где также сложились, хотя и по-разному, условия
для антифеодальных
выступлений. Более сложными были отношения с британской прогрессивной
мыслью, –
хотя в Англии просветительские идеи возникли раньше, но вследствие
определенных
социальных причин лишь в ослабленном виде, однако философия Локка с ее
анализом
проблем человека многому научила зачинателей аналогичного движения на
континенте Европы, – Вольтера, Кондильяка и других. Но вскоре
именно во Франции
Просвещение и просветительский материализм получили наибольшее развитие
и
приобрели классическую форму.
Каковы основные черты просветительской идеологии? Прежде всего
это
убежденность в особой, решающей роли состояния просвещения и знаний в
социальном развитии. Причина всех бедствий и несчастий людей,
– заявляет
Гельвеций, – состоит в невежестве. Преодолеть свое печальное
положение, выйти
из него люди смогут только через просвещение, а рост его неодолим. В
умах идет
“скрытая и непрерывная революция и... с течением времени само
невежество себя
дискредитирует” . Будучи основным рычагом устранения
феодальных отношений,
деспотизма, фанатизма и произвола, просвещение, согласно данной
концепции,
воздействует либо с помощью “просвещенного монарха”
, “разумного
мужа-правителя” , либо путем постепенного распространения
знаний и истинных
понятий в народе, что так или иначе определяющим образом скажется на
дальнейших
социальных процессах. Ж. -Ж. Руссо возлагал главные надежды на развитие
морального сознания, но и он не был свободен от идеи
“мудрого: законодателя” .
Характернейшей особенностью мировоззрения Просвещения был
специфический
“рационализм” главнейших ее представителей, который
может быть выражен в
простой, но требующей пояснения формуле “законы природы суть
законы разума” .
При анализе этой формулы нужно учесть и то общее, что было у нее с
рационализмом Декарта (и отчасти с будущим рационализмом Гегеля) .
Общее заключалось в убеждении, что мир сложился как стройное,
внутреннее
единое целое, в соответствии с простыми и логически связными законами
механики.
Выдвинувшись на первое место среди других наук еще в предыдущем
столетии,
механика вместе с примыкающими к ней ветвями математики и астрономией
утвердила
в умах ученых и передовых философов стремление объяснить мир в ясных и
самоочевидных понятиях. Кинематика, математика, логика составили
неразлучную
троицу, которую рационализм ХVII в. понял в смысле отождествления ее
звеньев:
разумное стали предельно уподоблять механическому и выводить одно из
другого.
Гоббс усмотрел в обществе продукт целесообразно примененного искусства,
то есть
вариант механизма, построенного на основании доводов разума. Гольбах
рассматривает природу и ее законы как учителя человеческого разума, его
источник и мерило. Соединение двух путей тесно переплело
“разумность познания”
и “разумность природы” : в невежестве стали видеть
не только помеху на пути
собственно познавательной деятельности, но и преграду на пути к
установлению
практически разумного отношения к миру, а это последнее стали понимать
как
раскрытие некоей изначальной разумности самого мироздания. Но деисты и
материалисты по-разному истолковали разумность мироздания, –
для первых она
означала лишь проявление “мудрости” верховного
творца, а для вторых – нечто
совершенно иное.
Иными словами, в мировоззрении Просвещения вырисовывается
цепочка равенств:
естественное = разумное = полезное = благое = законное = познаваемое =
осуществимое. Эта цепочка выражает исторический и гносеологический
оптимизм
просветителей, их натуралистическую ориентацию. Данную схему не
разрушили ни
деистические оговорки Вольтера и Руссо, ни стремление последнего
возвысить
нравственное просвещение над чисто умственным, теоретическим. По своей
критической направленности она соответствовала задачам времени и в
применении к
современной действительности она означала, что положение во Франции
середины
ХVIII в. “неразумно” , но
“разум” должен победить и восстановить свои права
во всех
областях жизни. Просветительская философия в своих приложениях была
философией
сугубо “политической” : критика существующих
порядков составляла ее главный
нерв. Но с этим в ней было связано и противопоставление существующему
того
“естественного идеала” , реализация которого
утвердила бы в жизни “царство
разума” .
Вольтер (1694 – 1778) сыграл главную роль в том,
чтобы просветительское
движение развилось, окрепло и приобрело многих сторонников. Имя
“Вольтер” было
одним из 137 различных псевдонимов Франсуа Мари Аруэ, обладавшего
многосторонними талантами философа, историка, драматурга, романиста,
поэта и
публициста. Как идеолог предреволюционной буржуазии, он открыл дорогу
ее союзу
с другими слоями “третьего сословия” , но его
дворянский камзол и привязанность
к кругам просвещенной знати обусловили немало компромиссных черт в его
мировоззрении. Понятие “вольтерьянства” стало
многоликим: приверженцами его
идей объявляли себя и аристократы, падкие на все модное и в силу этого
кокетничавшие антиклерикализмом, и действительные его
последователи-просветители, увидевшие в нем признанного вождя
антиклерикальной
партии. Враг деспотизма и насилия, он защищал в то же время теорию
просвещенного абсолютизма и недоверчиво отнесся к буржуазной олигархии.
Призыв
Вольтера, патриарха свободомыслия, “раздавите
гадину!” гремел по всей стране,
но сам он опасался широких, массовых движений и избегал участвовать в
них.
Вольтер развивал философские воззрения в духе
“деизма разума” . В рамках
этих воззрений он набросал представление о боге как о
“философе на троне неба”
, “великом геометре” и “бесконечно
искусном работнике” , законодателе правил
природы и морали и судье над людьми. Бог повелел один раз, и
“вселенная
повинуется постоянно” . Правда, функции наказания и
вознаграждения выходили за
пределы “классических” деистических взглядов,
согласно которым, – как остроумно
заметил В. Гюго, – бог задремал в вольтеровском кресле, но не
это было главным
в учении Вольтера, ибо он отрицал всякую пользу обрядов и молений.
Главным было
то, что Вольтер противопоставил свое учение христианству с его сказками
о
грехопадении и спасении и бичевал моральные доктрины всех существующих
“мировых” религий. В то же время с помощью
социальных аргументов он отвергал
атеизм, полагая, что религия, хотя бы и в самой абстрактной,
деистической ее
форме, призвана быть плотиной для чувств разбушевавшейся
“черни” . Впрочем, в
60-х годах Вольтер писал уже только о “вероятности”
деизма, но в отношении
атеизма остался при прежнем убеждении.
В письме г-же де Сен-Кюльен от 15 декабря 1766 г. Вольтер
замечает, что
атеизм представляет собой “самое большое заблуждение
разума” , не понимающего,
что вселенная нуждается в своем “часовщике” , а в
другом из своих писем два
года спустя провозгласил: “Да сохранит нас бог от этаких
(ученых. – И. Н.)
атеистов!” . Вольтер пытался доказать ошибочность атеизма в
первой главе своих
“Основ философии Ньютона” (1738) и в других
сочинениях; но характерно, что в
статье “Атеизм” сам же обращает внимание на
социальные причины этого явления:
своим жестоким правлением тираны невольно заставляют угнетенных
утратить всякую
веру в бога и в божественный промысел.
В истории философии ХVIII в. Вольтер завоевал себе место как
пропагандист
сенсуализма Локка среди французских просветителей и как мыслитель,
который
остро сформулировал и поставил ряд проблем, хотя их и не решил.
В виде дилемм им были выдвинуты следующие три основные
проблемы: (а)
существует ли в мире зло и если да, то каков его источник? (б)
материальный или
же духовный источник присущ движению, жизни и сознанию? (в) Имеет ли
или же не
имеет исключений в своем действии фатализм?
Первая из этих трех проблем приобрела характер апории для
Вольтера потому,
что он с самого начала на пути к ее разрешению возвел препятствие в
виде
понятия мудрого и справедливого божества, от которого невозможно
ожидать зла.
Сначала Вольтер в размышлениях по этому поводу находился под влиянием
оптимизма
Лейбница и Шафтсбери. В повести Вольтера “Задиг, или
судьба” спор все же
остался нерешенным, и Вольтер сам не очень был уверен в предположении,
согласно
которому теперешнее зло дает побеги грядущего добра.
Но во второй половине 40-х годов обстановка во Франции стала
более мрачной.
Людовик ХV отбросил свои заигрывания с общественным мнением, и вновь
начались
преследования всякого вольномыслия, от которых пришлось спасаться и
Вольтеру. В
1757 г. был издан указ о смертной казни за всякое сочинение против
религии и
властей. Кроме того, Вольтер был потрясен известием из Португалии, где
в 1755
г. произошла ужасная катастрофа, – океанская волна, высотой в
10 м, вызванная
подводным землетрясением, обрушилась на Лиссабон и погубила 35 тыс.
человек, в
том числе много женщин и детей.
В следующем году Вольтер выпускает в свет поэму “О
разрушении Лиссабона, или
проверка аксиомы “все хорошо” , а в 1759 г.
– философскую повесть “Кандид, или
оптимизм” . В этих сочинениях Вольтер порвал с былым наивным
прекраснодушием:
мир – это великая бойня, а тот, кто верит во всеобщую
гармонию, подобен
каторжнику, развлекающемуся собственными цепями (спустя десять лет
Гольбах
иронически назовет теорию всеобщего оптимизма “любовным
опьянением” .
Получается, что либо бог не всемогущ, либо он полон зла, если только в
этом зле
не виноваты исключительно сами невежественные люди. В остроумной
повести
“Кандид” героя преследуют всяческие беды, его
наставника, поучавшего, что
лиссабонский вулкан находится в “наилучшем месте” ,
вешают иезуиты, а французы
и прусаки “во славу божию” режут и грабят друг
друга...
Свои сомнения и колебания Вольтер подытожил в статье
“Все хорошо” для
“Философского словаря” , направленной против Поупа
и Лейбница. Этот словарь
стал важным дополнением к статьям, которые Вольтер писал для
“Энциклопедии”
Дидро: в так называемый Фернейский период (1757 – 1778) своей
жизни он был
наиболее близок к французским материалистам и сотрудничал с ними.
Видимо,
Вольтер хорошо понимал, что отрицание всеобщего оптимизма подрывает не
только
теодицею, но и просветительскую веру в “разумность
природы” в том смысле, что
следование естественным законам гарантирует человеку счастье. Отсюда
можно было
уже идти дальше, выводя человеческую историю из-под власти
протежирующих людей
законов природы. На этот путь невольно вступили сами классики
французского
материализма, исключившие общество из-под юрисдикции этих законов по
крайней
мере на десять веков, которые составляли феодальный период в
западноевропейской
истории. Но еще дальше продвинулся Руссо, у которого акцент на особые
законы
общественной жизни возник рука об руку с отрицанием аксиомы
“все хорошо” , ибо
она ведет к апологии всего существующего и к полной бездеятельности. В
письме к
Ш. Боннэ он писал: “Для целого было благом то, что мы стали
людьми
цивилизованными, так как мы стали таковыми, но для нас было бы лучше,
конечно,
таковыми не становиться” (64,161) . Что касается Вольтера, то
он предоставил
сделать дальнейшие выводы другим философам и сам становился на полпути.
В проблеме источника движения, жизни и сознании Вольтер
остановился в
бессилии перед сформулированной им дилеммой. Либо всюду действуют
законы
механики Ньютона и тогда жизнь и сознание являются необъяснимым чудом,
либо
существуют и иные законы бытия, но они непостижимы для разума. Впрочем,
некоторый выход намечается, если признать, что у материи имеются многие
такие свойства,
о которых мы и не подозреваем.
В письме де-Формону (1736) Вольтер писал о способности материи
к мышлению. В
“Микромегасе” он заявлял, что на планете Сатурн,
например, материя проявляет
300 своих атрибутов, а на Сириусе их 2100. Все эти атрибуты и свойства
материя
получила изначально.
Проблема преодоления фатализма была самой острой и актуальной
в связи с
необходимостью обосновать активную борьбу просветителей против церкви.
В статье
“Судьба” Вольтер рассуждает так же, как и Гольбах:
активность страстей человека
обусловлена фатально не в меньшей степени, чем пассивное поведение
флегматичных
и покорных созданий. Но в других сочинениях он склонился к допущению в
поведении и решениях людей некоторого частичного фрагмента, в котором
действует
свобода воли, дарованная им богом. Если Декарт провел границу между
детерминизмом и телеологией так, что она совпала с границей между
животными и
людьми, то Вольтер попытался провести ее внутри самого человеческого
сознания.
Но где она именно проходит и как осуществляется переход от одной формы
поведения к другой, для него осталось совершенно загадочным.
Приняв ошибочную цепочку рассуждений “для активности
нужна свобода воли, а
для обеспечения последней нужен бог как высший principe
d’action” , Вольтер
пришел к выводу: “если б бога не было, его надо было бы
выдумать!” Эту фразу
повторил позднее в революционном Конвенте Робеспьер, и в годы своей
власти
якобинцы принялись за истребление “гидры атеизма” .
Но сам Вольтер меньше всего
думал заниматься пропагандой религиозных убеждений, и потому разрешая
третью и
две предшествующие проблемы, он сохранил оговорки, оставляющие их
нерешенными
до конца. Это та скептически релятивистская позиция, которая выражена в
“Невежественном философе” (1766) и которая не
мешала Вольтеру обратить свои
силы на борьбу против “гадины” клерикального
мракобесия. Он не раз заявляет,
что практическая деятельность людей важнее всех метафизических
мудрствований.
“Будем возделывать свой сад!” –
восклицает он в “Кандиде” , имея в виду, что
следует трудиться и бороться. В труде счастье, – вторит ему
Гельвеций, а потому
рабочий и купец счастливее своего монарха.
Будучи представителем предреволюционного классицизма, Вольтер
сыграл
определенную роль в истории французской эстетики. Он создал тот яркий и
энергичный
ораторский стиль, которым пользовались деятели 1789 г., а его трагедии
“Брут” и
“Смерть Цезаря” не сходили со сцены молодой
Французской республики. Чувствуя
ограниченность условных классицистских канонов, Вольтер в
“Храме вкуса”
апеллирует не к ним, но к природе – матери истинного
художественного вкуса.
Впрочем, он не создал единой эстетической системы.
Сила Вольтера как философа была не в разработке положительного
учения, а в
критике прежней метафизики. Своим метким пером он поражал старое,
отжившее свой
век, его сатира и насмешка были убийственны для феодальной камарильи,
смех
Вольтера разрушил больше, чем плач Руссо.
Не подходит? Заказать реферат нашим авторам? Вы также можете добавить свой реферат
Реферат прочитали 625 чел.