Хлебников, Велимир (Виктор Владимирович) [28. Х(9. ХI) . 1885,
Малодербетовский улус б. Астраханской губ. ] – поэт, ведущий
теоретик
футуризма. Родился в семье учёного- естественника, орнитолога и
лесовода[1]. С
1903 г. – студент Казанского, в 1908-1911 гг. -
Петербургского университета (не
окончил) . В Петербурге посещал литературные
“среды” в “башне” Вяч. Иванова
и
“Академию стиха” при журнале
“Аполлон” . С поздним символизмом Хлебникова
сближал интерес к философии, мифологии, русской истории, славянскому
фольклору.
Однако не смотря на внешнее ученически-истовое следование
“заветам символизма”
, Хлебников был внутренне чужд этому течению, равно как и
нарождающемуся
акмеизму. Расхождение основывалось на коренном различии взглядов на
природу Слова
(языка) и Времени. Символисты и акмеисты стремились выявить в
отвлечённом слове
закодированные” вечные сущности” и перемещали
современность в контекст
предшествующей культуры, уводили настоящее к” первозданной
ясности прошлого” .
Философско-эстетическая ориентация Хлебников была принципиально иной.
Поэт
отсчитывал начало своего творчества с необычайно мощного по соц. заряду
1905
г.:” Мы бросились в будущее…от 1905 г.
“. Остро переживая позорное поражение на
Востоке и удушение первой русской революции, напряжённо размышляя над
ходом
истории, Хлебников предпринял утопическую попытку найти некие
универсальные
числовые законы Времени, так или иначе влияющие на судьбы России и
всего
человечества[2]. Прошлое, настоящее и будущее в его утопической системе
представлялись
лишь фрагментами единого непрерывного Времени, эластично и циклично
повторяющегося в своём круговом развитии. Настоящее, являясь вместе с
прошлым
частью целокупного времени, получало таким образом возможность
перемещения в
“научно предсказуемое” будущее. Хлебников подходит
к данному вопросу как
учёный-исследователь, но, будучи поэтом по своей природной сути, он
постигает
Время сквозь мифопоэтическую призму и превращает предмет исследования в
свою
главную и пожизненную тему наряду с другим его постоянным героем своей
поэзии –
Словом, языком. Слово в его философско-поэтической системе переставало
быть
только средством передачи его культурной традиции в её смысловых и
эстетических
значениях, а становилось собственнозначимой и самоценной чувственной
данностью,
вещью и, следовательно, частью пространства. Именно таким образом,
через Время,
зафиксированное Словом и превращённое в пространственный фрагмент,
осуществлялось искомое философское единство”
пространства-времени” . Единство,
допускающее возможность его переоформления в слове и, значит,
поддающееся
активному регулированию по воле речетворца. Создавалась внешне
логически-ясная
концепция преодоления физического времени как пространства за счет
реставрации
(в прошлом) и реконструкции (в настоящем и будущем) слов-вещей и
пересоздания
на этой основе всей застывшей в пространстве и времени системы
узаконенных
художественных форм и социальных институтов. Открывалась как бы единая
"книга бытия", книга Природы – утопическая мечта Хлебникова
поэтическому
воплощению которой он посвятил всю свою жизнь.
Искания Хлебникова вполне согласовывались с общим путем
устремленного в
будущее футуризма, относившего смыслы, в противовес символистским,
потусторонним отвлеченностям, к чувственным данностям. Это происходило
и в
живописи, также искавшей единство “пространства –
времени” и насыщавшей
пространственную изобразительность “четвертым
измерением” , т.е. временем. Не
случайно поэтому после знакомства с В. Каменским, способствовавшим
первой
публикации поэта (Искушение грешника // Весна. – 1908. - №
10) , и сближения с
группой поэтов и художников (Д. и Н. Бурлюки, Е. Гуро, М. Матюшин)
Хлебников
становится “невидимой” , но главной “осью
вращения” футуризма.
В 1910 г. вышел совместный сборник группы футуристов
– “будетлян” в
придуманной Хлебниковым славянской огласке – “Садок
судей” . Позже к ним
присоединились А. Крученых, Б. Лившиц и В. Маяковский. Другой сборник
“будетлян” “Пощечина общественному
вкусу” (1912) почти наполовину состоял из
произведений Хлебникова: поэма “И и Э” ,
“Гонимый – кем, почем я знаю?..” ,
знаменитые “экспериментальные”
“Кузнечик” и “Бобэоби пелись
губы…” . На
последней странице сборника была напечатана исчисленная поэтом таблица
с датами
великих исторических потрясений. Последней датой был 1917 г. [3] (ср. с
порожденным Хлебниковым пророчеством в поэме В. Маяковского
“Облако в штанах” :
“…в терновом венке революции грядет шестнадцатый
год” ) . Подобные расчеты
Хлебников, называвший себя “художником числа вечной головы
вселенной” ,
проводил постоянно, проверяя свою теорию кругового Времени и стараясь
“разумно
обосновать право на провидение” (см. его кн.:
“Учитель и ученик” , 1912; “Битвы
1915 – 1917 гг. Новое учение о войне” , 1915;
“Время мера мира” , 1916; “Доски
судьбы” , 1922; статьи “Спор о
первенстве” и “Закон поколений” , 1914.
Некоторые идеи Хлебникова о “жизненных ритмах”
подтверждаются современной
хронобиологией) .
В 10 гг. выходят книги Хлебникова “Ряв!” ,
“Творения 1906 – 1908” ,
“Изборник стихов. 1907 – 1914” , получают
развитие разработанные им ранее
“первобытные” славяно-языческие утопии:
“Змей поезда” , 1910; “Лесная
дева” ,
1911; “И и Э” , 1912; “Шаман и
Венера” , “Вила и леший” , 1912;
“Дети Выдры” ,
1913; “Труба марсиан” , 1916; “Лебедия
будущего” , 1918. В них поэтически
формулировалась мечта Хлебникова о всесветном единении
“творян” и
“изобретателей” (их антиподы
“дворяне” и “приобретатели” ) в
лоне единой и
всевременной матери – Природы, одухотворенной человеческим
трудом. Хлебников
предлагал: “Исчислить каждый труд ударами сердца –
денежной единицей будущего,
коей равно богат каждый живущий” (V, 157) . (Раскрытие важной
для Хлебникова
темы труда см.: “Мы, Труд, Первый и прочее и прочая
…” , “Ладомир” и др.)
Верховным представителем “творян” , по мысли
Хлебникова, является поэт, а искусство
становится проектом жизни (идея жизнестроительного искусства) .
Поэтические
утопии и жизненное поведение поэта сливаются: начинаются пожизненные
странствия
Хлебникова по России как выражение особого
“внебытового” существования творца.
К 1917 г. понимание искусства как программы жизни
трансформируется в
обобщенно анархическую утопию о мессианской роли поэтов –
тайновидцев и
пророков, которые вместе с другими деятелями культуры должны создать
международное общество Председателей Земного Шара из 317 членов (317
– одно из
выведенных Хлебниковым “магических” чисел Времени)
. “Председатели” призваны
осуществлять программу мировой гармонии в “надгосударстве
звезды” (“Воззвание
Председателей Земного Шара” , 1917) .
Одновременно с созданием “первобытных” и
космо–мифологических утопий
Хлебников выступает и как мятежный автор антибуржуазных и
антитехнократических
гротескных пророчеств о “бунте вещей” , которых, по
мнению поэта, неизбежен в
урбанизированном будущем, если его распорядителем станет сообщество
“приобретателей” и “дворян”
(поэма “Журавль” , 1909; пьеса “Маркиза
Дэзес” ,
1909 – 1911, и др.) .
В годы первой мировой войны социалистическая активность
Хлебникова
значительно возросла, отчетливо выявился его интерес к теме
современности (в
1916 – 1917 гг. поэт служил рядовым в армии) . Эта тенденция
усилилась в годы
революции и гражданской войны[4]. Х., смыкаясь в гуманистическом пафосе
с
Маяковским, не приемлет империалистическую бойню (поэмы
“Война в мышеловке” ,
1915 – 1922; “Берег невольников” , 1921)
, но в дерзком восстании “колодников
земли” он, подобно А. Блоку, видит справедливость
исторического возмездия и
по-славянски былинный размах переустройства Вселенной на новых
научно–трудовых
человеческих основах (“Каменная баба” , 1919;
“Ночь в окопе” , “Ладомир” ,
1920; “Ночь перед Советами” ,
“Настоящее” , “Ночной обыск” ,
“Малиновая шашка”
, 1921) . Хлебников активно сотрудничает с Советской властью, работает
в
Бакинском и Пятигорском отделениях РОСТА, во многих газетах, в
Политпросвете Волжско–Каспийской
флотилии.
Однако и в эти годы поэт остается утопистом-мечтателем.
Главную силу,
способную преодолеть “земной хаос” и объединить
“творян” всего мира, Хлебников
по-прежнему видел (наряду с овладением “числовыми”
законами Времени) в заново
созданном, изобретенном им “звездном” языке,
пригодном для всей “звезды” -
Земли. Именно этим, а не только однозначно нигилистическим эпатажем
футуристов,
отвергавших весь комплекс культуры прошлого (в т.ч. и язык) ,
объясняются
обширные поэтико-лингвистические эксперименты Хлебникова, сопутствующие
всему
его творчеству и казавшиеся многим современникам единственной самоцелью
и
сущностью хлебниковской поэзии. Хлебников предпринял реформу
поэтического языка
во всем его объеме. Звук в его поэтической системе несет в себе
самоценное
значение, способное насытить произведения художественным смыслом (см.
статью
“Наша основа” , 1919) . Истоки смысла несущих фонем
Хлебников находил в
народных заклинаниях и заговорах (см. поэму “Ночь в
Галиции” , 1913) , бывших,
по определению поэта, “как бы заумным языком в народном
слове” (V, 225) , -
отсюда термин “заумь” , “заумный
язык” . Слова, разложенные на
“первоначальные”
фонетические значения, Хлебников собирает на основе созвучий заново,
стремясь
сформировать гнезда неологизмов одного корня (этот процесс он называл
поначалу
“сопряжением” корней, а позднее –
“скорнением” ) . По такой методике строились
“экспериментальные” произведения:
“Заклятие смехом” , “Любхо” и
др. Эксперимент
распространялся и на синтаксис (вплоть до отказа от знаков препинания)
,
порождая особую ассоциативную структуру стиха на внешней основе
примитивистской
техники и подчеркнутого инфантилизма поэтики: раешник, лубок,
анахронизм,
“графоманство” и т.п. “Ребенок и дикарь,
- писал Ю. Тынянов о Хлебникове,
- были новым поэтическим лицом, вдруг смешавшим твердые
“нормы” метра и слова”
(Вступ. ст., 1,23) . Антиэстетическое “дикарство” и
“инфантилизм” Хлебникова
действительно были формой футуристического эпатажа по отношению к
застывшему в
общепринятых “нормах” старому буржуазному миру.
Однако целостная суть
поэтико-лингвистических экспериментов была шире и включала в себя не
только
разрушающий, но и созидающий пафос. С уходом в послеоктябрьском
творчестве
Хлебникова нигилистического начала поэт отказывается от многих
крайностей своих
экспериментов в сфере “заумной” поэтики. В то же
время он продолжает поиски
методов обновления жанровой структуры лирики, эпоса и драмы на пути
создания
единого “синтетического” жанрообразования. Сюда
следует отнести неудачные хлебниковские
попытки создания “сверхповестей”
(“Царапина по небу” , 1920;
“Зангези” , 1922)
, замысленных как своеобразная “книга судеб” ,
содержащая универсальные ключи к
овладению “новыми” знаниями и законами
жизнетворчества.
Оставаясь в русле утопических идеалистических концепций,
Хлебников в
условиях нового времени объективно не мог объединить вокруг своего
философско-поэтического учения продолжительно действующее
художественное
направление. Однако его художественный вклад в теорию и практику
советской поэзии
чрезвычайно значителен (словотворчество и рифмотворчество, разработка
интонационного стиха, многоголосие ритмов, философская проблематика,
гуманистический пафос, жанровые новообразования и др.) . Маяковский,
считавший
стихи Хлебникова образцом “инженерной” ,
“изобретательской” поэзии, понятной
“только семерым товарищам-футуристам” , говорил,
однако, что стихи эти
“заряжали многочисленных поэтов” . Действие
хлебниковского “заряда” , в силовое
поле которого попали Маяковский, Н. Асеев, Б. Пастернак, О.
Мандельштам, М.
Цветаева, Н. Заболоцкий и мн. др., распространяется и на
современную
советскую поэзию (В. Высоцкий, А. Вознесенский, Е. Евтушенко,
представители т. н. “рок-поэзии” и др.) .
[1] Возможно, этот факт повлиял на дальнейшее творчество
Хлебникова.
[2] Поэт переживал за Судьбу России и был уверен, что лучшее
для страны в
данный момент - революция.
[3] Для Хлебникова революция была всё же потрясением.
[4] Хлебников был истинным патриотом, возможно благодаря этому
и имел место
такой творческий взлёт.
Не подходит? Заказать реферат нашим авторам? Вы также можете добавить свой реферат
Реферат прочитали 532 чел.